Ваш Бения Валерьян Нугзарович

Внутри моей странной души. Вот где живет моя сущность. Когда я вновь слегка измученный и несчастный, привычно спотыкаясь и даже падая, бродил в режиме максимальной интенсивности по этой всеми любимой привычной туристической ухабистой пушкинской достопримечательности и видел сквозь свои невыносимые чувства так много каким-то чудом сохранившихся знакомых вещей, которые узнавал из прошлых лет, то был определённо и безусловно смущён непостоянством всей этой жизни. Это заставило меня на некоторое время остановиться. Почему всё так случилось? Я знаю, что я сейчас не одинок в этой жизни, особенно когда я вновь и вновь оглядываюсь назад на некоторых из своих прошлых вымышленных монстров, и сейчас я по-прежнему искренне надеюсь, побеждая по "тяжёлой дороге размышлений" собственные ожидания, что скоро всё-таки произойдет что-то другое, хотя я прекрасно знаю, что этого в ближайшее время точно не произойдет. Не все монстры вымышлены. В настоящее время это стало особенно остро осознаваться. Это бросает мне вызов. Каким-то образом без лишних усилий все эти непреходящие самые грустные воспоминания и прочие "вымышленные монстры" вновь вытолкнули нас за пределы вдохновения. Естественно, вновь они не покидают нас. В тот день я вновь чувствовал себя в очередной ловушке собственного очередного же эмоционального потрясения. Я смотрю на воду. Когда мы суматошно ютились своими телами рядом с кипящим чайником, то параллельно делились привычными хроническими историями из своего общего ("интегрированного в настоящее") и такого же хронического прошлого.
Мы размышляли не только о грустных моментах. Ставя на богато (в тот вечер нам обстоятельно повезло в этом плане) оформленный обеденный стол горячую чашку надежды, я с непривычной лёгкостью отпускал все свои неприглядные хронические ожидания. Душа и сознание на время вышли за пределы всех этих поверхностных проблем. Одними из моих привычных и обыденных моментов совместного сосуществования с ней были наши непродолжительные прогулки до местного супермаркета. Что действительно примечательно, так это было наблюдать в такие моменты, как она принципиально забрасывала в ещё не завязанный на тугой узелок полиэтиленовый пакет с развесными шоколадными конфетами парочку лишних горстей после того, как уже всвесила небольшую долю и уже успела приклеить распечатанный чек с устраивающей её ценой. И позвольте мне сказать вам: в такие моменты я был в определенном смятении. Вы даже не представляете, но это самые драгоценные исторические моменты нашего совместного бытия, по которым мы наверняка по прошествии времени будем отчаянно скучать больше всего: вместе нецензурно скандалить с покупателями и кассирами в очереди на кассу, останавливаться на мгновенье, чтобы прикупить заодно полезные злаковые батончики в отделе здорового питания, в инкорпорированной в пространство розничного магазина аптеке неспешно и анонимно засовывать в ее красивую и дорогую женскую сумочку палку дорогостоящей сырокопченой колбасы, и принимать на кассе очередное трудное решение - выбор между дешёвыми бритвенными станками, ванильным сырком и сухариками, когда на карте не хватало средств для оплаты. Полагаю, я хотел написать всё это, потому что прекрасно знаю, что существует так много людей, мнительных, несчастных и (или) чувствующих себя сейчас словно пойманными в ловушку своей текущей повседневной жизни. Я не уверен, что подобное хоть как-то отразится на моей персональной репутации, но зато именно это в некотором роде делает и мою повседневную жизнь более веселой на осязание и такой приятной на ощупь. Однажды днём по назойливой привычке я вновь небрежно лежал в своей постели, прекрасно зная, что это был тот самый исторический временной момент, когда я должен был присутствовать на заранее согласованном собеседовании. Глядя в потолок, мне стало как-то грустно. Я чувствовал непреодолимую вину, безусловный стыд и мне было всё грустнее и грустнее. Но ничто из этого не заставило меня преодолеть стену принципиального равнодушия. Даже ужасная ассоциация с эпизодом из шотландского фильма под названием "На игле", когда ползущий по потолку мёртвый младенец падает в конце своего путешествия в кровать одного из героев. Последующие за этим диванным событием секунды, минуты, часы, дни, недели и месяцы были, очевидно, самыми отвратительными по содержанию и форме, которые мне пришлось пережить в своей жизни. Но мы и сейчас продолжаем переживать эти трудные времена, не так ли? По мере того, как весь этот ужас постепенно накапливается под поверхностью в ожидании кульминации, критической точки полного невозврата, я праздно задаюсь вопросом, как мне выбраться из этой интенсивной черной дыры. Болезненно и грубо, судьба переходит к моей новой обретенной свободе. Ваш Бения Валерьян Нугзарович / г. Пушкин. Десятого декабря две тысячи двадцать третьего года.

Нет